Аскар Акаев
В 1989 — президент Академии наук Киргизской ССР, в дальнейшем — Президент Киргизии
Безусловно, всегда буду помнить яркие выступления академика Сахарова. Его речи были восприняты холодно, враждебно. Академик Сахаров предлагал изменить Конституцию, принять новую конституцию союзных республик Европы и Азии (конституцию Евразии). Поначалу никто это всерьез не воспринял, даже посмеивались над ним. А ведь он первый понял, что надо разработать новый союзный договор, который отвечал бы уже вызовам эпохи, в котором не было бы шестого пункта о руководящей и направляющей роли КПСС, в котором были бы оптимально распределены полномочия между центром и республиками. Республики уже хотели самостоятельности — экономической, кадровой. Удивительным образом Сахаров это все предвидел.
На этом съезде нас было два делегата от Киргизии — я и Чингиз Айтматов. Мы вдвоем были просто ошеломлены происходящим. Слушали, вникали, поглощали все, что говорил Сахаров. Выходя из зала заседаний, мы не переставали спорить, обсуждать. Даже возвращаясь домой, в Киргизию, мы продолжали на себе чувствовать давление улицы, народ было уже не остановить.
Алексей Яблоков
В 1989 — ученый-эколог, член-корреспондент РАН
До сих пор содрогаюсь, когда вспоминаю «патриотические призывы» — встать, встать, встать, чтобы выразить свое недовольство чьим-то предложением. А мы, Межрегиональная депутатская группа, все сидели. Тогда я испытывал очень страшное напряжение. Когда все кругом встают, а ты сидишь, ощущаешь себя каким-то отщепенцем. Но мы понимали: нельзя встать, иначе это будет предательство того дела, которому мы все следовали. Мне кажется, не только я, но и все участники того съезда были под большим впечатлением от выступления Андрея Дмитриевича Сахарова. Он первый произнес страшные слова про Афганистан, страшные слова о нашей стране. Зал ревел, услышав такие вещи; у него пытались отнимать микрофон, захлопывать его слова, но Сахаров, ни на что не обращая внимания, говорил, говорил, говорил. Этот раскол общества надо было пережить. Съезд дал толчок преобразованиям в стране, без них страна выжить уже не могла.
Гавриил Попов
В 1989 — главный редактор журнала «Вопросы экономики», один из инициаторов создания и сопредседатель Межрегиональной депутатской группы, в дальнейшем — первый мэр Москвы
Самое главное в Первом съезде состояло в том, что началась открытая дискуссия о состоянии дел в стране, начался поиск выхода из катастрофической ситуации. Именно благодаря этому пришли к заключению, что на базе социализма, даже если его заменить горбачевским обновленным социализмом, проблему разрешить невозможно. Нужен переход к новой структуре. Это самое главное. И, наверное, этот переход к новой стране произошел, когда съезд стал работать абсолютно открыто. Первоначально предполагалось, что по телевидению покажут начало съезда, а потом будут показывать лишь отдельные эпизоды. Но неожиданно депутаты приняли решение о полной прямой трансляции. И народ испытал шок: все увидели, как работал съезд, что говорили, народ даже на улицах очень горячо все обсуждал.
Геннадий Бурбулис
В 1989 — руководитель неформального политического клуба, в дальнейшем — первый зампред правительства РСФСР, депутат Государственной Думы, член Совета Федерации
Демократию все понимали каждый на свой лад. И среди нас реальный лидер, Сахаров, — без каких-то внешних атрибутов и признаков этого лидерства. Люди, опаленные его стоицизмом, светом разума и души, менялись внутренне. Знакомство на съезде с Андреем Сахаровым стало жизненным открытием, человеческим уроком и историческим событием для меня. Это был дар судьбы. И жизнь, и личность академика Сахарова были чем-то космическим.
Я вспоминаю, как он угловато шел к трибуне этого то ли логова, то ли голгофы и начинал говорить, обращаясь и к родному народу, и ко всему миру, о том, что волновало этого внутренне безгранично свободного человека. В нем не было ни грамма артистизма, но всё так внутренне гармонично и духовно уверенно, что, даже когда его освистывал, проклинал и затоптывал ногами зал, это не вводило его в отчаянное состояние.
Май 1989 года — сентябрь 1991 года, когда было принято решение о самороспуске съезда, — это целая эпоха. У советской тоталитарной империи был шанс через этот съезд измениться и перейти в новое качество, но она не захотела этим шансом воспользоваться.
Николай Травкин
В 1989 — рабочий, в дальнейшем — депутат Государственной Думы нескольких созывов
Первый день съезда. Делегаты прохаживаются в вестибюле, обнимаются со знакомыми; курилка забита до отказа. Первое впечатление, что ты попал в музей, где собрали всех знаменитых людей СССР: народные артисты, прославленные спортсмены, известнейшие писатели, ученые-академики с мировым именем и тут же обретшие славу благодаря перестройке экономисты-публицисты, мэтры журналистики, телеведущие новых программ.
Самое яркое впечатление — контраст от соотношения сил в зале съезда и вне его. В зале демократическая часть съезда, которую назвали МДГ (Межрегиональная депутатская группа), была в абсолютном меньшинстве. Выступления ее депутатов освистывали, затаптывали, сопровождали шипением и выкриками. Но как только заканчивалось заседание и депутаты покидали территорию Кремля, они оказывались в коридоре из плотно стоящих граждан, и картина кардинально менялась. Здесь уже освистывалось и подвергалось обструкции «агрессивно послушное большинство», и кумирами проходили депутаты-демократы.
Прошла четверть века. В зале Госдумы сегодня все чинно и благородно. Никто не свистит, не топает. Все свои, все всё понимают, все играют свои роли. Народ не встречает их после заседания. И не встретит, даже если захочет, — все огорожено, надежно перекрыто, чужим хода нет. Вышел депутат «народный» из подъезда — и шмыг в машину. Люди и власть живут разными жизнями.
Сергей Станкевич
В 1989 — начинающий политик, в дальнейшем — советник президента РФ по политическим вопросам, депутат Государственной Думы
Андрей Сахаров стал моральным лидером нашей оппозиционной группировки, получившей название МДГ (Межрегиональная депутатская группа). Я много о нем слышал и читал, а здесь встретился вживую. Он предложил тактику, которая нам очень помогла. Выслушав все наши сложные домашние политические заготовки, он сказал, что, на его взгляд неопытного политика, тактика должна быть одна: любыми путями идти на трибуну и говорить людям правду. Он еще сказал, что с учетом особенностей системы это все вряд ли продлится долго, поэтому, если мы хоть неделю продержимся, у нас будет другая страна. И еще он сказал, что обращаться надо не к сидящим в зале, а к тем, кто находится за его пределами.
Съезд длился 13 дней. Начинался он в одной стране, а закончился совсем в другой. Телезвездами мы себя не чувствовали, но связь с людьми была очень тесной. Мы тогда договорились, что каждый день вечером после съезда будем приходить на Пушкинскую площадь, чтобы общаться с народом. Это был в хорошем смысле своеобразный майдан. И так было до тех пор, пока милиция не стала создавать нам сложности. Нам удалось договориться о переносе встреч в Лужники. Тогда не было интернета и соцсетей, но информация передавалась из уст в уста быстро и без задержек. Это был биологический интернет, который работал лучше, чем сегодняшний электронный.
Тельман Гдлян
В 1989 — старший следователь по особо важным делам при генпрокуроре СССР, в дальнейшем — депутат Государственной Думы
Это было сборище крайне левых и крайне правых. Поэтому ничего не спеклось и не сложилось. Да и не могло выйти, потому что низы не были подготовлены, а верхи уже омертвели. Из этого нельзя было ничего слепить. На том съезде так называемые демократы начали выдвижение пьяницы Ельцина к власти. И такие люди, как Сахаров, если бы даже их было больше, ничего не могли там сделать. Зал был заполнен теми, кто все засвистывал и затоптывал. У них было абсолютное преимущество. Потом был провалившийся ГКЧП, а за ним пришли либералы, окончательно развалившие страну. Мы и сегодня продолжаем стоять в той неудобной позе, в которую они нас поставили.
Николай Рыжков
В 1985–1991 году — председатель Совета министров СССР, ныне — член Совета Федерации
Самое яркое впечатление от съезда — это то, как он из намечаемого классического парламентского заседания быстро превратился в эмоциональное политическое шоу. Мы не представляли масштабность съезда, что на нем будет делаться, какие вопросы будут решаться. Никто из руководства вообще толком не понимал, что произойдет, когда соберутся в одном зале две с лишним тысячи человек. Все посчитали, что это будут стандартные парламентские процедуры, только с большим количеством людей. И все с самого начала пошло не так. Начался политический митинг, который постепенно разрастался, подогреваемый посланцами из регионов, особенно из Прибалтики, но не только. Он даже вылился на улицы, где начали проходить митинги, не очень похожие на стихийные.
Если не ошибаюсь, с подачи Сахарова было принято решение, что съезд является высшим органом власти в стране, как будто это был октябрь 1917 года, когда рухнули все царские институты власти и управление в стране было разрушено. А сам академик расхаживал на митинге в Лужниках с табличкой «Вся власть Советам!». Народ же прильнул к телевизорам и наблюдал не виданное до сих пор шоу с яркими, а порой и провокационными выступлениями.
Юрий Рыжов
В 1989 — ректор МАИ, в дальнейшем посол РФ во Франции
Самым ярким впечатлением был не сам съезд, а то, что предшествовало ему и шло в течение долгого времени. Это свободная пресса, свободное телевидение, свободные СМИ, где каждый мог высказаться, не боясь ничего, — как интервьюируемые, так и сами журналисты. Телевидение и сделало самые яркие впечатления для огромной аудитории: телезрители страны не отходили от экранов. Так как заседания съезда транслировались в прямом эфире без купюр, люди на работу не ходили, но смотрели.
«Агрессивно послушное большинство» тогда нападало на Горбачева. Их было много, но мы, как могли, защищали — и Афанасьев, и Попов, и Сахаров в том числе. Но особых заявлений, запавших в душу, на съезде для меня не было, кроме того, что я там выступил техническим организатором Межрегиональной депутатской группы, которая являлась оппозиционной и была в меньшинстве, но сильно влияла на настроения в обществе. Это было очень существенным моментом в тот период, поскольку партийных структур тогда еще не было.